– Неважно. Это лишь вариант. Я просто решил найти женщину в кругу знакомых. И сейчас меня больше всего интересует «Оникс».

Не-а, неправильно, Дмитрий Сергеевич. Вас сейчас должно интересовать совсем другое: останетесь ли вы живы после моей мести?

– Хорошо, я сегодня же позвоню в «Ла-Пэкс», – ответил Герман.

Предатель!

«Ла-Пэкс», «Ла-Пэкс»… На меня навалилось столько эмоций, что я чуть было не пропустила главное унижение! Меня вышвыривают на улицу – легко и непринужденно. Я стала неугодной в один миг, моя анчоусная персона, видите ли, будет смущать Акулу! И, конечно же, этот провал подорвет мою карьеру на долгие годы! Бондаренко сокрушенно выдаст: «Я так и знал», а Бережков потрет ручки и скользнет по мне насмешливым взглядом. И это обрушится на меня только потому, что Дмитрий Сергеевич Кондрашов немножко запутался в невестах! Совсем чуть-чуть запутался!

Хотите девушку из хорошей семьи? О, да не вопрос! Лучше моей семьи и не придумаешь. Жаль, бабушка не дожила до этого дня! Она бы вам, Дмитрий Сергеевич, обязательно вправила мозги. «У вас еще есть шанс спастись, – сказала бы она вам и добавила: – Бросайте все, голубчик, и бегите до ближайшей границы». Конопушки вам мешают сосредоточиться… Да посмотрите на себя в зеркало – вы же птеродактиль! Брахиозавр, бронтозавр, стегозавр, пентацератопс! Ваша чешуйчатая душа, приспособленная к любой среде, весит не больше ста граммов, ваше перепончатое сердце гоняет не кровь, а чернила, ваш мозг давным-давно запутался в собственных извилинах и загрустил до конца дней своих! Блин комом? Ну-ну…

Еще секунда, и я бы распахнула дверь. Я бы зашла в кабинет и высказала все, что думаю по этому поводу, но сила воли схватила меня за руку.

Нет.

Не время.

Не место.

Мы с вами, Дмитрий Сергеевич, встретимся позже. И встретимся на моей территории.

* * *

Середа смотрел на меня большими оленьими глазами и молчал. Зубочистка замерла во рту, а голова, точно избушка на курьих ножках, покосилась вправо. Чтобы поведать вкратце историю новых приключений, мне пришлось выкорчевывать его из кресла и тащить в ближайшую кафешку, где мы теперь и сидели перед опустевшими тарелками и еще полными чашками с черным горьковатым кофе.

– Мне всегда нравилась твоя мать, – наконец выдал он и усмехнулся. – Десять гектаров – это неплохо. Что ты собираешься с ними делать?

– Я собираюсь засеять их редиской и свеклой.

– Лучше укропом – он вкусно пахнет, и роса на нем отлично смотрится.

– А может, кабачками? Говорят, они растут, как сорняки.

– Кинза?

– Нет, – я мотнула головой. – Непрактично, на нее маленький спрос. Вот чеснок и кудрявая петрушка другое дело!

– Ага, или морковка.

– Точно! Простенько и со вкусом.

– Или засеять картошкой… Колорадские жуки полакомятся с удовольствием, а затем наверняка переползут на соседние участки…

– Переползут на квадратные метры проекта «Оникс», – мечтательно вздохнула я.

Мы с Середой посмотрели друг на друга и засмеялись, он вынул зубочистку, небрежно бросил ее в пепельницу и побарабанил по столу тонкими пальцами.

– Самое поганое, что Кондрашов здорово подпортил твою карьеру.

– Мерзавец, – согласилась я на удивление спокойно. – Наверное, когда мы вернемся, меня вызовет Бондаренко… Герман не станет откладывать звонок.

– Плюнь на них, – посоветовал Середа.

Странно, но я уже не злилась. Вернее, не злилась так, как пару часов назад. И я уже была готова и к разговору с Андреем Юрьевичем, и к презрительному взгляду Сливы. Готова, потому что козыри все же находились в моих руках.

– Завтра суббота, и я поеду к маман, послушаю, что она скажет…

– И?

– Официально приму десять гектаров земли и напрошусь на ближайшую вечеринку в галерею. А если кто-то желает поговорить со мной о чем-нибудь, то добро пожаловать – я открыта для общения.

– Держись, Наташка! А вообще, Кондрашова даже жалко, нет у мужика счастья в личной жизни, и такую жену упустил.

Я смяла салфетку и бросила ее в насмешливое лицо Середы.

Как и предполагалось, Бондаренко вызвал меня почти сразу. При моем появлении он мрачно сдвинул брови и поджал губы.

– Наталья Амелина по вашему приказанию прибыла, – виновато произнесла я и села на стул.

Что вы хотите сказать, Андрей Юрьевич?

Что я не оправдала ваших надежд?

Что не выполнила обещание?

Что Герман попросил прислать вместо меня дизайнера мужского пола?

Хм… Десять раз «хм».

– Мне позвонил помощник Кондрашова и попросил передать заказ кому-нибудь другому, – четко произнес Бондаренко и внимательно посмотрел на меня. – Он попросил прислать мужчину.

Я не собиралась изображать удивление.

– Ясно…

– Как это понимать?

– А помощник Кондрашова не назвал причину?

– Нет, заверил, что к тебе претензий нет, и тут же потребовал другого дизайнера. Как это понимать, я спрашиваю?

Уж лучше бы он на меня заорал. Но нет. Вопросительная тишина и все тот же мрачный взгляд.

А я ни в чем не виновата!

– Мне кажется, они – шовинисты, – потупив взор, ответила я. – Или… ну эти… как их… ну, мужчины им роднее, ближе, что ли…

– Кто они? – Самообладание Андрея Юрьевича пошло на спад.

– Кондрашов и его помощник.

– Амелина, прекрати! – Бондаренко хлопнул по столу ладонью так сильно, что я вздрогнула, а книги на полках прижались друг к другу. – Я даже представить себе не могу, что нужно сделать, чтобы в итоге получился такой результат! Чтобы вместо тебя попросили мужчину! Не просто дизайнера получше, а мужчину!

Я вжала голову в плечи, мысленно обдала водопадом ругательств Кондрашова и Германа и решила придерживаться выбранной линии:

– Я же говорю… шовинисты проклятые и эти… ну… эти…

– Амелина! – Андрей Юрьевич резко развернулся в мою сторону. – Ты мне обещала! Я, как дурак, тебе поверил!

– Моей вины в этом нет. Я не виновата, что меня окружают… м-м-м… своеобразные люди. Вот возьмем, например, вашего Листопадова…

– Хватит.

Я послушно замолчала.

Спасибо, спасибо, Дмитрий Сергеевич, за этот ад. Спасибо. Сейчас мне нужно перетерпеть, и только, а вас ждет долгая мучительная зима… Хотите жену из хорошей семьи… будет вам жена.

– Моей вины в этом нет, – твердо повторила я.

– Ты провалила заказ, и скажи спасибо, что Кондрашов не переметнулся в другую студию – это для тебя смягчающее обстоятельство. Полгода, – он поднял указательный палец вверх и повторил: – Полгода я не хочу ничего слышать о крупных заказах для тебя, понятно?